— Ну, положим, — сказал Мэдокс, — это будет хорошо для подъема моего духа. После одиннадцатого сентября мы все в некоторой депрессии, поскольку не отреагировали на нападение немедленно. А тут уж американцы не станут упрекать правительство в чрезмерной осторожности.
— Да, это так, — подтвердил генерал Хокинс. — Но на сей раз на нас обрушится немало ругани за слишком жесткую реакцию.
— На сей раз, Джим, — возразил Мэдокс, — весь мир и средства массовой информации заткнутся, пораженные тихим ужасом. Вы даже писка от них не услышите. Ни единого гребаного звука.
Члены совета, а с ними и Харри, дружно закивали.
— Это должна быть очень интересная ночь, — сказал Мэдокс. — Я останусь здесь, это понятно, — чтобы послать СНЧ-сигнал, который активирует ядерные заряды. — Он снова подошел к чемодану, стоящему посреди комнаты, и положил руки на черную кожу обшивки. Потом обвел взглядом присутствующих: — Джентльмены, я нажму сегодня на ядерную кнопку, которая уничтожит два американских города с помощью четырех ядерных устройств, и, сделав это, буду просить Бога о прощении. А вы проследите и обеспечите, чтобы план «Адское пламя» был приведен в действие — как ответный ядерный удар.
— Вы надолго останетесь здесь после вторника, Бэйн? — спросил генерал Хокинс.
Мэдокс вернулся на свое место:
— Не знаю. А что?
— Ну, вы же сами понимаете: по всей Америке поднимется жуткая паника, когда взорвутся эти заряды. Люди решат, что раз у противника имеется несколько ядерных устройств, значит, возможно, продолжение. Начнется эвакуация населения из городов, это приведет к хаосу и, к сожалению, к большому числу пострадавших и погибших. Члены наших семей и друзья тоже подвергнутся некоторой опасности… а я не могу и не буду звонить всем, кого знаю по всей Америке, и просить их сохранять спокойствие и сидеть на месте. Мы можем только надеяться, что ответный удар — уничтожение исламского мира — успокоит людей. Но до этого…
— Джим, к чему вы клоните?
— Ну… теперь, когда этот час наступил… я считаю… мне кажется, мы все сейчас задумались о реальности того, что должно случиться.
— Я понимаю, Джим, — ответил Мэдокс, — что все произошло внезапно, однако о чем-то подобном вам следовало задуматься сразу после одиннадцатого сентября, когда мы только начали разрабатывать проект «Грин».
— Да-да, я знаю. Но вы-то остаетесь сидеть в этом Богом забытом уголке, а мы все четверо будем в Вашингтоне, а наши семьи и друзья разбросаны по всей стране, которую скоро охватит хаос. А где будет ваша семья?
— Где будет, там и будет. Я никому не стану звонить, — отрезал Мэдокс. — Мои дети все равно мне никогда не перезванивают.
— Это ваше решение. Но мне кажется, вам следует вернуться в Нью-Йорк как можно скорее после того, как это случится.
— Зачем?
— Чтобы разделить с нами все опасности, Бэйн.
— Ну хорошо… Я сделаю все возможное, чтобы как можно скорее вернуться в Нью-Йорк. Но мне необходимо уничтожить СНЧ-передатчик, на тот случай если тут появится некто с ордером на обыск. Это моя задача. А ваша задача, джентльмены, — оставаться в Вашингтоне или в безопасном президентском убежище, чтобы влиять на развитие событий. Согласны?
Все кивнули.
Харри снова внимательно вгляделся в лица сидящих за столом. Похоже, только теперь до него начинает доходить, что все услышанное и увиденное вполне реально и напоминает ему тех радикалов, чьи преступления он расследовал. Они готовились загадить и разрушить все к чертовой матери, но чужими руками, потому что большинство этих гадов вовсе не желали рисковать собственной жизнью, не лезли добровольно закладывать бомбы, стрелять в полицейских, грабить банки или кого-то похищать. Но время от времени — когда во главе их оказывался урод типа Бэйна Мэдокса — их собственное дерьмо оборачивалось против них самих. Кто-нибудь стучал на остальных полиции или сдавался после совершенного преступления, чтобы заключить сделку с правосудием и заслужить снисхождение на суде.
Харри еще раз оглядел присутствующих. Может быть, теперь, когда настал решающий час, кто-то из этих ребят все же начнет рассуждать здраво, пока вторник еще не наступил. Советник президента Данн явно колеблется, именно он может настучать на остальных. Генерал тоже вроде бы не совсем уверен в этом деле, но Харри хорошо знал этот тип людей — он пойдет до конца, а потом, вполне возможно, пустит себе пулю в лоб. Парень из Минобороны, Уолфер, целиком и полностью повязан с этим планом и колебаться не будет.
Остается Лэндсдэйл. Харри вспомнил Теда Нэша, противника Кори из ЦРУ, ныне покойного. Кори однажды заметил: «Самое лучшее, что можно сказать об офицерах из ЦРУ, — это то, что они лгут всем в равной мере». Если бы Лэндсдэйл кивал и соглашался со всем, Харри точно заподозрил бы его в двойной игре. Но тот подпустил немало шпилек, возражая Мэдоксу, стало быть, видимо, поддерживает их план, даже если не до конца доверяет владельцу клуба «Кастер-Хилл». Харри уже пришел к выводу, что Мэдоксу это понятно, но он, вероятно, достаточно доверяет Лэндсдэйлу, иначе бы этого парня здесь не было. В принципе Харри чувствовал, что на самом деле Лэндсдэйл гораздо больше связан с Мэдоксом, чем все остальные.
Теперь сам Мэдокс. Человек, у которого есть все, но что-то заставляет его этим всем рисковать. И дело не в нефти, деньгах или власти — дело в ненависти. Так всегда бывает с людьми подобного сорта — бен Ладеном, Гитлером, Сталиным и всеми, кого Харри допрашивал и арестовывал, с тех пор как начал бороться с терроризмом. И еще одно — они все немного чокнутые, и именно это приводит их к ненависти. Или наоборот?